Нас топтали, унижали, делали рабами
Я – член семьи изменника родины, простой, обычный человек из народа, клейменный НКВД «кличкой» ЧСИР. Моя жизнь была перечеркнута ГУЛАГом большой черной чертой, крест-накрест: за время своего заключения побывала я в четырех тюрьмах - Вологодской, Свердловской, Кунгурской и Петропавловской. Закончила я свой срок в Карлаге.
Я просто женщина, жена своего мужа. И за это меня арестовали и таскали по тюрьмам, унижали, топтали, превращали в лагерную и тюремную пыль.
А начиналось все так. Я с мужем, свекровью и двумя детьми жила в Вологде. Строили там льнокомбинат, и я пошла учиться на мастера, поехала на курсы в Смоленск. Вдруг получаю из дома телеграмму – муж требует, чтобы я немедленно вернулась. Что стряслось? Оказывается, мужа, он был заведующим городским земельным отделом, сняли с работы. К тому времени уже многих арестовывали и я спросила: «А вдруг и тебя?». Муж пожал плечами: «Меня-то за что?».
Через неделю, 22 августа 1937 года, они явились. Двое из НКВД. Ночью. С обыском. Увели мужа. На утро от меня стали на улице отворачиваться знакомые. Я вернулась на учебу. Но меня не приняли – «поезжайте-ка домой, вас наверное уже ищут». Меня арестовали в ночь на 18 ноября. Все вещи наши конфисковали, а детей увезли в детприемник.
В тюрьме камера, битком набита людьми. Нары в два наката. Через два месяца повели на допрос. За столами чекисты «с чистой совестью и холодной головой». Знали, что ваш муж враг народа? Нет. Он не враг. Почему на него не донесли? Потому что он честный человек и ничего против власти не замышлял. Приговор: зная о контрреволюционной деятельности мужа, обвиняемого по ст. 58 –10,11,7,8, своевременно не донесла на него в органы советской власти, за что и должна быть заключена «до особого распоряжения». Так я стала ЧСИР.
В тюрьме я вызвалась носить обеды заключенным в ведрах по камерам – хотела узнать что-нибудь о муже от мужчин-заключенных. Но ничего не узнала, зато встретила там нашего местного поэта Непеина и директора строящегося льнокомбината. Последний лежал на полу в полубессознательном состоянии после допроса.
В конце лета нам объявили приговор Особого Совещания, по которому мы, жены, получили по восемь лет лагерей.
И повезли нас по этапам...
Дотащили до Акмолинска. Отсюда в 26-е отделение Карлага, в лагерь для жен изменников родины – АЛЖИР. Саманные бараки с двухъярусными нарами, но есть матрацы и одеяла. Было очень холодно, и нас гоняли на заготовку камыша для печек. Местное население спрашивало, кто мы. Отвечали, что жены, сидим за мужей. В ответ недоверчивые ухмылки.
Постепенно нас рассортировали по разным отделениям. Я попала в Спасск. Потом – в ЦПО (Центральное полеводческое отделение), недалеко от Долинки. Сначала всех затолкали в барак-клоповник, потом под конвоем повели в спецзону. Начальство придумало выводить нас на работу под музыку – большего унижения нельзя было выдумать!
К зиме стали среди нас отбирать специалистов. Я по специальности инженер-землеустроитель, меня отправили в Чурубай-Нуру, на Центральный хутор. Жили в зонах. На работу под конвоем. Проволока, вышки, собаки.
Освободили 18 ноября 1945 года. День в день через восемь лет. Но еще год держали, не давали права уехать.
Меня реабилитировали в 1958 году. Муж реабилитирован посмертно.
Как мы выжили? Подорвано здоровье. Прошли через моральные унижения, оскорбления, о которых страшно вспомнить. И все время спрашиваю себя: как можно было за такое короткое время так околпачить и запугать народ, унизить его настолько, что он безропотно пошел в лагерную западню? Почему мы, народ, позволили кучке фанатиков-человеконенавистников сломать народный хребет и превратить нас в рабов? Что же с нами произошло? И неужели мы еще раз позволим сделать с нами такое?
ЕКАТЕРИНА АЛЕКСАНДРОВНА КУСТОВА, политзаключенная № 250219, реабилитированная. Москва. 1992 г.
|
|
